Не один час субботнего времени в эти выходные посвятила уборке лестничной площадки. Проверке на чистоту подверглись стены, двери, окна, полы, лестница и даже редко попадающие в поле зрения перила и плинтус. Не сказать, чтобы в доме не убирали, скорее, наоборот — работой технички Марии Петровны жильцы нашего подъезда по проезду Звездному в Бобруйске довольны: раз в неделю влажная уборка точно гарантирована. К генеральному «походу на коридор» подтолкнули… «олькины окна».

В пору моего босоногого и школьного детства 30-40-летняя Тихонова (так звали мужа) Олька была, пожалуй, единственной женщиной на весь наш семитысячный населенный пункт на Брестчине, злоупотребляющей спиртными напитками. То ли от чрезмерной материнской любви и ласки (из семьи она, надо сказать, добропорядочной и трудолюбивой), то ли из-за несвойственной деревенским хозяйкам худощавости и «бескровности», а, может, от жалости сельчан к тихой, незлобной, незадачливой горе-матери, но уменьшительно-ласкательная форма имени за женщиной прочно закрепилась. И скажи ты хоть на другом конце нашего трехкилометрового села «Олька», все знают, о ком речь.

Окна в доме у Ольки не были бы примечательными (деревенский строй, особенно в советское время, архитектурной вычурности не предполагал), если бы не одно «но» — занавески. Видавшая виды тюль крепилась хорошо если на половине крючков карниза, а чаще — на двух или даже одном. Приводили ткань в такое не особо эстетичное состояние, играя, Олькины маленькие погодки-дети — у кого, скажете, не бывает? Так-то оно так. Но хозяйское затуманенное око такое положение дел не смущало неделями и даже месяцами.

Зато смущало мою маму. Всякий раз, возвращаясь от бабушки Степаниды и старшей сестры (моей тети) Лиды, домовладения которых соседствовали с Олькиным, щепетильная в вопросах порядка мама непременно обходила все комнаты нашего дома, критично оглядывала и поправляла без того идеально висевшие занавески, приговаривая: «Мимо Олькиных окон пройдешь — свои поправить хочется».

Для меня «олькиными окнами» стал подъезд одного из домов по проспекту Строителей в Бобруйске, где знакомые недавно приобрели долгожданную недвижимость и предложили квартиру посмотреть.

За друзей порадовались: покупка, действительно, стоящая. Мало того что решает семейную проблему общности поколений, так еще за умеренную цену, с развитой, как и обещали в объявлении, инфраструктурой — рядом детсад, школа, рынок, магазины, поликлиника с аптекой, интеллигентными и приветливыми соседями. Правда, в объявлении ни слова не сказали о подъезде. А надо бы! Состояние этих ничейных метров лично мне позволило достичь цели визита только потому, что приобретенная квартира располагалась на первом этаже, а коронавирус приучил использовать маску и одноразовые перчатки. Стены в подъезде и на предлифтовой площадке вполне себе достойного с виду дома постройки минувших восьмидесятых мало того что напрочь забыли о цвете и структуре, так еще выбиты, выщерблены, подожжены, исписаны-исчерканы где только можно и, похоже, не одним поколением подраставших любителей-творцов. В таком же неприглядном, мягко говоря, состоянии окна, двери, лестница, перила, лифт снаружи и внутри и к тому же — отдельный, на четыре квартиры, коридор…

По возвращении домой совсем другими глазами посмотрела на свой подъезд. И хоть родные стены, по сравнению с увиденным, показались просто идеальными, изъяны также были запримечены. А потому назавтра с самого утра (благо, что суббота), во­оружившись чистящими и моющими средствами, с решительностью ступила на лестничную площадку — «Олькины окна» подтолкнули.

Елена КАРПЕНКО. Фото носит иллюстративный характер.